Джейн Эйр - Страница 139

139

– Нет, я не могу остаться. И просто принес вам пакет от моих сестер. Мне кажется, в нем краски для вас, карандаши и бумага.

Я направилась к калитке, чтобы взять пакет – это был самый желанный подарок! Подходя, я подумала, что Сент-Джон смотрит на меня очень строгим взглядом – без сомнения, следы слез на моем лице сразу бросались в глаза.

– Первый день в школе оказался труднее, чем вы ожидали? – спросил он.

– О нет! Напротив, мне кажется, что со временем я отлично полажу с моими ученицами.

– Может быть, что-то – ваш домик, мебель – обмануло ваши ожидания? Все это, бесспорно, очень скудно, но…

– Мой домик, – перебила я, – очень чист и отлично защищает от непогоды. Мебель удобна, и ее вполне достаточно. Все, что я тут вижу, меня ободряет, а не расстраивает. Я не настолько глупа и избалована, чтобы меня огорчило отсутствие ковра, мягкой кушетки и серебряной посуды. К тому же пять недель назад у меня не было ничего, я была отверженной, нищей бродяжкой, а теперь у меня есть дом, друзья, занятие. Я лишь дивлюсь милости Господней, щедрости моих друзей, благам, выпавшим на мою долю. Я ни о чем не сожалею.

– Но вас угнетает одиночество? Домик позади вас пуст и темен.

– У меня еще не было времени прийти в себя, а уж тем более расстроиться из-за одиночества.

– Ну что же, надеюсь, вы правда всем довольны, как говорите. Во всяком случае, ваш здравый смысл подскажет вам, что пока еще рано уступать страхам и колебаниям Лотовой жены. Что вы оставили позади себя до того, как я познакомился с вами, мне неизвестно, но я советую вам твердо противостоять всем искушениям оглянуться. Хотя бы несколько месяцев трудитесь здесь, как начали.

– Именно таково мое намерение, – ответила я, и Сент-Джон продолжал:

– Совладать с желаниями и поступать наперекор собственной натуре очень нелегко, но это возможно, как я знаю по собственному опыту. Бог в какой-то мере дал нам власть творить собственную судьбу. И когда наша энергия словно бы нуждается в подкреплении, которого не получает, когда наша воля тянет нас на дорогу, нам заказанную, мы должны не поддаваться слабости, не застывать в отчаянии, а поискать другую духовную пищу, более заманчивую, чем предыдущие, нам запретные лакомства, и, быть может, более чистую. И проложить для дерзающих ног дорогу столь же прямую и широкую, как та, которую преградила перед нами судьба, хотя и не столь гладкую.

Год назад я сам был глубоко несчастен: мне казалось, я ошибся, приняв духовный сан. Будничные обязанности священника казались мне смертельно скучными. Меня снедало желание испробовать более деятельную мирскую жизнь, например, более увлекательный труд литератора; меня влекла судьба художника, писателя, оратора – да кого угодно, лишь бы не священника. О, под моим смиренным облачением билось сердце политика, солдата, поклонника славы; оно томилось по известности, жаждало власти. Я задумался; моя жизнь стала настолько несчастной, что ее необходимо было изменить, чтобы не умереть. И вот в долгом мраке тщетной борьбы воссиял свет, и пришло облегчение. Сдавившая меня теснина вдруг раскинулась безграничным простором. Силы моего духа услышали зов Небес восстать, обрести полную мощь, развернуть крылья и унестись в неизмеримую даль. Господь поручал мне нести Его весть, а чтобы доставить ее далече и сообщить достойно, требуются умение и сила, смелость и красноречие – все лучшие качества солдата, государственного мужа и оратора, ибо все они необходимы хорошему миссионеру.

Я решил стать миссионером. С этого мгновения состояние моего духа изменилось. Оковы распались, освободив все мои способности, не оставив от цепей ничего, кроме еще не заживших ссадин, исцелить которые способно лишь время. Правда, мой отец воспротивился, но после его кончины на моем пути уже нет неодолимых препятствий. Остается уладить кое-какие дела, найти себе преемника в Мортоне, разорвать или рассечь путы чувства – последний бой с человеческой слабостью, которую, знаю, я преодолею, так как поклялся ее преодолеть, – и я покину Европу ради Востока.

Он произнес это своим особым спокойным, но удивительно выразительным голосом, глядя под конец не на меня, а на заходящее солнце, за которым следила и я. Мы оба стояли спиной к тропке, которая вела к калитке через луг. Мы не слышали шагов на траве, тишину вокруг нарушало лишь баюкающее журчание ручья, и понятно, почему мы оба вздрогнули, когда веселый голос, прелестный, как звон серебряного колокольчика, воскликнул:

– Добрый вечер, мистер Риверс! Добрый вечер и тебе, старичок Карло! Ваша собака быстрее вас, сэр, узнает своих друзей. Карло навострил уши и завилял хвостом, когда я только шла через луг, а вы и сейчас стоите ко мне спиной!

Это была чистая правда. Хотя мистер Риверс, едва зазвучал мелодичный голос, вздрогнул, точно удар грома расколол небо у него над головой, он и теперь, при завершении фразы, продолжал стоять в той же позе, в какой его застало ее начало, – опираясь локтями на изгородь, лицом к западу. Наконец он обернулся с нарочитой медленностью. Мне почудилось, что рядом с ним возникло дивное видение. В двух шагах от него стояла фигурка в белоснежной одежде – юная грациозная фигурка, чарующая изяществом форм. Когда же, погладив Карло, она выпрямилась и откинула длинную вуаль, взору предстало личико совершенной красоты. Совершенная красота – сильное выражение, но я не беру его назад и не оговариваю. Нежные черты, какие когда-либо сотворял умеренный климат Альбиона, безупречные краски розы и лилеи, какие его влажные ветры и облачные небеса вскармливали и укрывали, оправдывают такое определение. Все совершенства без исключения и ни единого изъяна. Черты лица юной девушки были тонкими и правильными, глаза ни разрезом, ни цветом не уступали тем, которые мы видим на прекрасных полотнах – большие, темные, выразительные; длинные загнутые ресницы, придающие такую притягательность очам, которые ослепляют; тонко очерченные брови, дарящие им ясность; лилейный лоб, добавляющий безмятежность сочетанию красок и блеска; гладкий нежный овал щек; губы тоже нежные, алые, красиво очерченные; ровные сверкающие зубы без единого порока; миниатюрный подбородок с ямочкой. Лицо это обрамляли густые пышные кудри. Короче говоря, она обладала всеми чарами, которые вместе слагаются в идеал красоты. Я поражалась, глядя на это пленительное создание, и восхищалась ею от всего сердца. Природа, бесспорно, создала ее в благую минуту и, забыв скупость, с какой обычно отмеривает свои дары точно суровая мачеха, осыпала ими эту свою любимицу со щедростью доброй бабушки.

139